Поездка группы ветеранов, чьё детство пришлось на время жестоких испытаний периода Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) в Белоруссию, с посещением священных для всех, кто с благодарностью носит в своём сердце память о беспримерном героизме воинов Красной Армии, защитников Крепости-Героя Бреста, подвигов белорусских партизан, вызвала положительные отклики участников этой поездки. Побывали ленинградцы и в Хатыне. Хатынь, всемирно известный памятник человеческой трагедии: то, что сделали там фашисты в марте 1943 года - согнали в сарай 149 мирных людей, половина из которых были дети, и сожгли, знают в Белоруссии все.

Но многие годы никто никогда не позволял себе сказать вслух, из кого был сформирован 118-й специальный полицейский батальон.

 

Ветеран Иван Алексеевич Лобанов другими глазами взглянул на материалы книги «Я из огненной деревни…» Его статью, отклик, написанную под впечатлением от этой поездки, публикуем на нашем сайте.

 

            15 июня 1942 каратели спецбатальона под командованием штурмбанфюрера Оскара Дирлевангера убили, заживо сожгли жителей белорусской деревни Борки Кировского района Могилёвской области. Кроме этой деревни, 118-й* спецбатальон фашистских людоедов уничтожил подчистую около двухсот деревень, или более ста двадцати тысяч человек мирных жителей, оказавшихся на временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории. В числе этих деревень была и Хатынь.

Эта деревня стала самым страшным символом бесчеловечного, варварского, лишённого какого-либо логического объяснения преступления против гражданского населения во время Великой Отечественной войны.

Женщины из деревни Борки, когда поняла, что каратели» будут жечь её односельчан живьём, сказала своему восьмилетнему сыну: «Сынок мой, сынок, зачем ты в резину эту обулся. Твои ножки очень долго будут гореть в этой резине…»

«Поворот на Хатынь», - произнесла экскурсовод в автобусе. Нас качнуло, накренило, и шум в салоне автобуса сделался лесной, близкий. Снова открытое пространство, и остановка. Мы сделали крутой разворот. Приехали. День солнечный, тёплый. Голоса вокруг - перед нами приехала большая группа белорусских школьников. Мы движемся навстречу этому тихому шуму детских голосов.

… Два миллиона двести тысяч. Эта цифра с трудом укладывается в сознании. В Белоруссии погиб каждый четвёртый житель.

У центрального памятника мемориала, старика, держащего на руках убитого мальчика, обращаю внимание на одну немаловажную деталь, что ладони каменного изваяния прострелены.

«А тут никого, никого не осталось в живых?», - задаёт вопрос кто-то из школьников рядом с нами. «Тише, Серёжа, послушай, что тётя рассказывает». Молодой девичий голос, экскурсовод рассказывает, что произошло здесь семьдесят лет назад. Как налетели каратели, как загнали всех жителей в сарай и подожгли его…  А люди, спасаясь от огня выбегали на пулемёты… Звучат колокола Хатыни. А справа от фигуры скорбного старика с телом мальчика на руках раскинулось чёрное кладбище, чёрное от надгробий по числу жителей Хатыни, погибших в этом аду. Звон колоколов особый, чистый, он будто стелется над этим памятным для каждого, кто хоть раз побывал здесь, местом. Он звучит периодически и неотступно. И могилы, могилы, могилы – это всё, что осталось от деревни.

Слушаю, как считывают с невидимых списков имена, фамилии заживо сожжённых людей…

«Ну, поехали дальше», - это водитель автобуса приглашает продолжить нашу поездку. 

Когда Нюрнбергскому трибуналу, журналистам, военным показали документальные кадры нацистских зверств в оккупированной Европе, Белоруссии, на Украине, в Польше, и когда в зале зажёгся свет, смотревшие эти кадры люди повернулись к сидящим в этом же зале главным военным преступникам, убийцам и, молча, в упор в течение пятнадцати минут смотрели на этих нелюдей, совершивших это, или отдававших приказы совершать это. Этому взгляду в упор уже не пятнадцать минут, а семьдесят лет. И сразу всплывают, как в луче: вьетнамская Сонгми, чешская Лидице, французская Орадур, наши – Хатынь, Одесса… О новых фюрерах, о них, люди знают многое. Про преступления фашизма человечество знает, кажется, всё. Пепел миллионов его жертв стучится в сердца людей. И потому так важно, жизненно важно, чтобы на весь мир звучала народная память о фашизме и его преступлениях.

 «Я из огненной деревни…» Послушайте, что говорят, те, кто чудом уцелел, каким помнятся им события тех лет. Десятки километров магнитофонных записей, рассказы более трёхсот непосредственных свидетелей, это - хатынские тетради в год двадцатипяти- летия окончания войны. Полесье, Брестская область. Озёра, леса и перелески, буйная зелень лугов и полей… Вот вместо деревни Красница уже вырос лес. Варвара Адамовна Слесарчук свидетельствует: «Это как же нас били. Даже рассказывать тяжко. Хозяина прежде убили. Ну, а меня и четырёх детей немец пришёл, из хаты выгнал. Думали, только мужчин побьют, а женщин не тронут. Осипова Маша говорит: «Нас запалят живых». А я вышла из хаты и говорю: «Нас живых запалят. Утекаем, женщины, утекаем…» Андрей Ефимович Куратник: «А сын у меня остался в живых среди трупов. Мать моя, когда её застрелили упала на него, собой немного закрыла. Ранило хлопца в бок. Он отполз метров на пятьдесят от ямы и заснул. Назавтра каратели пришли, ещё пять выстрелов сделали по яме. А он столько дней пролежал в сторонке. Не пивши, не евши Девять годов ему было. Партизаны его нашли. Михась Верховодка: « Нас в колонну собрали, чтобы куда-то гнать, а мама мне говорит: «Сынок, лезь в куст», - но я испугался и в куст не полез. Загнали нас в землянку, солому принесли, чтобы нас жечь, но мы убежали в лес и вышли к партизанам».

Текла Яковлевна Круглова: « Снаружи подожгли нас, керосином обрызгали, начал клуб гореть, а один наш ударил в раму и выбил окно. И он с сыном вылетел наружу, так немцы дали по ним очередь, и все полегли». Матрёна Трофимовна Гришковец: «Подожгли деревню, мужчины полезли на крышу, смотрят и видят, как каратели ловят детей и бросают их в огонь». Ганна Сергеевна Падута из деревни  Ластак: « Тот край деревни был занят карателями, а наш ещё свободен. Мы пошли на посёлок, что у самого леса. Я была далеко от них, там, где жгли людей, метрах в четырёхстах. Лежу и слышу, как там из автоматов строчат. А потом вижу, горят уже хаты и деревню уже зарево осветило. Потом когда утихло, я всё-таки вернулась на свою усадьбу, позвала, может, кто есть живой, но никто не отозвался, только скот ревёт, да коты мяукают, да останки людей…» Авторы книг «Я из огненной деревни» и «Блокадная книга» Алесь Адамович и Даниил Гранин поместили свои произведения воедино, и это справедливо. И в той и другой книге на недосягаемую высоту подняты свидетельства о страданиях человека, которые неизбежно следуют в ходе нацистских экспериментов над живыми людьми при осуществлении геноцида порабощённых народов.

Город Пушкин силою обстоятельств оказался в зоне боевых действий. И фашисты, всегда похвалявшиеся своей якобы высокой культурой,  превратили в руины выдающиеся шедевры архитектуры этого пригорода города-героя Ленинграда. Во время оккупации города среди казнённых были евреи, цыгане, коммунисты-подпольщики.  Конечно, мы восстановили город и его дворцы, были реставрированы произведения искусства.

На территории Ленинградской области были созданы мемориалы памяти о том времени, на оккупированных территориях нашей области многие деревни разделили участь белорусской Хатыни. И всё же то, что увидели, о чём узнали в ходе поездки в Белоруссию о том страшном времени, оставило незабываемое впечатление. Считаю, что органам местной власти нашей области надо зорче, внимательнее посмотреть на воинские захоронения, на места массовой гибели от рук захватчиков мирных людей. Речь идёт, конечно, не о «соревновании», кто больше потерял народа в минувшей войне, речь идёт о том, что в год 75-й годовщины начала самой кровопролитной войны в истории нашей Родины, в память небывалого героизма воинов Красной Армии, принявших на себя первый удар коварного и беспощадного врага 22 июня 1941 года, - НИКТО и НИЧТО, НИГДЕ и НИКОГДА не должны быть забыты.

 

И.А. Лобанов.

*118-й полицейский

Этот батальон был сформирован в 1942 году в Киеве преимущественно из украинских националистов, жителей западных областей, которые согласились сотрудничать с оккупантами, прошли спецподготовку в различных школах на территории Германии, надели нацистскую форму и приняли военную присягу на верность Гитлеру. В Киеве батальон "прославился" тем, что с особой жестокостью уничтожал евреев в Бабьем Яру. Кровавая работа стала лучшей характеристикой для отправки карателей в декабре 1942 года в Белоруссию.