«Ой ты, Русь моя, родина кроткая»

В СОВЕТСКОЕ время на уроках в школе, да и на университетских лекциях о личной жизни писателей говорили мало, и правильно делали. Кто хотел узнать что-то подробнее, мог пойти в публичную библиотеку и прочитать то, что интересует.

О Сергее Александровиче Есенине (1895–1925) достаточно было прочитать «Книгу без вранья» Анатолия Мариенгофа, выпущенную в 1926 году издательством «Прибой», в которой с откровениями, крайне бестактными, тем более всего год спустя после трагической смерти поэта, автор, не без едва скрываемой зависти, пишет о «друге», участвовавшем в провозглашении имажинизма с его формалистически толкуемым понятием «образа». Книгу эту в литературной среде окрестили «враньем без романа», поскольку ни объемом, ни содержанием, ни художественными качествами она никак не соответствовала романной форме. Теперь ее можно рассматривать как полезный документ того времени, тоже убедительно свидетельствующий о том, что Есенин и к имажинизму примкнул с собственными, русскими взглядами, и порвал с ним поэтому же.
«У Есенина уже была своя классификация образов, – отмечает Анатолий Мариенгоф. – Статические он называл з а с т а в к а м и, а динамические, движущиеся – к о р а б е л ь н ы м и, ставя вторые несравненно выше первых; говорил об орнаменте нашего алфавита, о символике образной в быту, о коньке на крыше крестьянского дома – увозящем, как телегу, избу в небо, об узоре на тканях, о зерне образа в загадках, пословицах и сегодняшней частушке». Это наиболее ценное из приводимых Мариенгофом сведений, хотя куда интереснее воспоминания поэта и мемуариста Всеволода Александровича Рождественского, у которого я не раз брал интервью в моей журналистской молодости – он лично знал и Блока, и Есенина, и Мариенгофа, и интересно рассказывал о встречах с ними. Например, о приезде Есенина в Петроград к Александру Александровичу Блоку, об их беседе в квартире Блока в доме на углу Троицкого (Декабристов) и Английского (Маклина) проспектов, когда Есенин прошел пешком с деревянным чемоданом чуть не полгорода, передав через служанку записку: «Я поэт, приехал из деревни, прошу меня принять», и был заботливо принят, а на записке той, хранящейся в Центральном государственном архиве литературы и искусства, Блок пометил: «Крестьянин Рязанской губернии, 19 лет, стихи свежие, голосистые, многословный язык, приходил ко мне 9 марта 1915 года».
«Рязанские поля, где мужики косили, где сеяли свой хлеб» стали родиной великого русского советского поэта Сергея Есенина. Родился он 3 октября (21 сентября) 1895 года в селе Константиново Рязанской губернии в крепкой семье крестьян Александра Никитича Есенина и Татьяны Федоровны Титовой. В 1904–1909 гг. учился в Константиновском земском училище, потом в церковно-приходской учительской школе в Спас-Клепиках, а окончив ее в августе 1912 года, уехал в Москву, где работал в мясной купеческой лавке, перейдя вскоре в типографию известного русского, а позднее и советского издателя И.Д. Сытина. Но он никогда не забывал, что родился «с песнями в травяном одеяле. Зори меня вешние в радугу свивали», среди русских равнин и лесов, подружившись со старым кленом «на одной ноге», с березой «зеленоокой, в юбчонке белой», любовно обобщив свое отношение к родной природе и к родной стране:

О Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку, – 
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

СОГЛАСНО ленинской научной периодизации истории революционного движения в России, оно находилось в ту пору уже на пролетарском этапе своего развития. И как водится в истории вообще, революционное движение сопровождается в обществе всплеском поэзии, интересом к ней читателей различных социальных слоев. «Пусть сильнее грянет буря!» – взывал М. Горький в стихотворении «Буревестник». Поражение Первой русской революции 1905–1907 гг. вызвало некоторый скепсис, в основном в кругах интеллигенции, однако самодержавные устои покачнулись, а крестьянство, к которому относился Сергей Есенин, еще глубже стало ощущать противоположность интересов своих и интересов царя, возглавлявшего помещичий класс. Когда разразилась Первая мировая война, поэт только-только начинал творческий путь, напечатав в детском журнале «Мирок» стихотворение «Береза», и все-таки как бы исподволь, по чуткому наитию, метафорически отражала атмосферу того тревожного времени, поиски спокойного и естественного будущего. 
«И стоит береза В сонной тишине. И горят снежинки В золотом огне. А заря, лениво Обходя кругом, Обсыпает ветки Новым серебром», – писал восьмилетний автор, обнаруживая уже здесь незаурядные поэтические способности. Не удивительно, что он вскоре, вспоминал В.А. Рождественский, «входит в моду», его приглашают читать стихи царской семье, зазывают в литературные салоны, скажем, в дом Мурузи (по фамилии владельца), что на Литейном, 24, – к Мережковским. Сейчас тут открыт музей И. Бродского, хотя справедливее было бы создать музей не одного его, но и Музей поэтов Серебряного века, поскольку Николай Гумилев образовал в начале 20-х годов в его стенах Дом поэтов, располагалась также общедоступная читальня, содержавшаяся родственницей поэта Владимира Пяста, дружившего в молодости с Блоком. Это сюда Есенин, дурачась, пришел в деревенском костюме и лаптях, на что Зинаида Гиппиус, взяв лорнетку, съязвила: «Какие у вас, Сережа, странные гетры».
«Ура-патриотическая» кампания, развернувшаяся тогда в России по указке сверху, не застила поэту глаза. Служа в военно-санитарном госпитале, он видел и чувствовал ее антинародную направленность, что отчетливо выражено в стихотворении, точнее, в маленькой поэме «Русь», написанной в 1914 году: «Потонула деревня в ухабинах, Заслонили избенки леса. Только видно, на кочках и впадинах, Как синеют кругом небеса… Понакаркали черные вороны: Грозным бедам широкий простор. Крутит вихорь леса во все стороны, Машет саваном пена с озер». Позднее, в поэме «Анна Снегина» (1924) поэт признавался: «Война мне всю душу изъела», но «Русь» заканчивается все же оптимистически: «Ой ты, Русь, моя родина кроткая, Лишь к тебе я любовь берегу. Весела твоя радость короткая С громкой песней весной на лугу». И как присяга на верность Отчизне звучат строки:

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

В 1915 году Есенин переезжает из Москвы в Петроград, читает свои стихи Александру Александровичу Блоку, Сергею Митрофановичу Городецкому, тоже немало сделавшему для становления и публикации молодого поэта. В апреле этого года он знакомится на литературном вечере с Федором Ивановичем Щеколдиным, членом ЦК РСДРП, агентом газеты  «Искра», близко знакомым с Г.В. Плехановым, В.И. Лениным, Инессой Арманд, Карлом Либкнехтом, и тот произвел на него большое впечатление своей идейной убежденностью и эрудицией, тонко сказывавшимися в его публицистике, в стихах и в критических работах. Под этим впечатлением Есенин, но на свой манер, сближается с новокрестьянскими поэтами, выпускает в 1916 году первый свой сборник «Радуница» – о нем литературовед Павел Никитич Сакулин, впоследствии академик АН СССР и директор Пушкинского дома, писал: «Весенним, но грустным лиризмом веет от «Радуницы»… мила, бесконечно мила  поэту-крестьянину деревенская хата. Он превращает в золото поэзии все – и сажу над заслонками, и кота, который крадется к парному молоку, и кур, беспокойно квохчущих над оглоблями сохи». Другой видный литературовед Иван Никанорович Розанов вспоминал, как Сергей Александрович говорил ему: «Моя лирика жива одной большой любовью – любовью к родине. Чувство родины – основа в моем творчестве». Следует еще отметить, что Есенин в этой книге стихов громко восславлял труд и тружеников:

Глядя на кольца лычных прясел,
Одной лишь думой мыслю я:
Счастлив, кто жизнь свою украсил
Трудом земного бытия.
 
С улыбкой радостного счастья
Иду в другие берега,
Вкусив бесплотного причастья,
Молясь на копны и стога.

Радостно встречает Есенин Октябрьскую революцию: «Слышен волховский звон И Буслаев разгул, Закружились под гул Волга, Каспий и Дон». И поэт зовет: «Довольно гнить и ноять И славить взлетом гнусь – Уж смыла, стерла деготь Воспрянувшая Русь». В 1918 году он пишет «Иорданскую голубицу», где прямо говорит: «Небо – как колокол, Месяц – язык, Мать моя родина, Я – большевик», а в 1921-м лирические строки: «Не жалею, не зову, не плачу, Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым», будто бы подводя некоторые поэтические и жизненные итоги. Поэту, конечно, жаль многих любимых черт прежней деревни, но он видит благие социальные перемены, хотя и печалится милым сердцу утратам. Этим объясняются многие горькие строки в «Руси уходящей» и в «Руси бесприютной». В поэме «Русь советская» он, пусть и тоже не без горечи, подчеркивает то, о чем нужно помнить сегодня, и что звучало в гимне Советского Союза – понятие и слово Русь: «Но и тогда, Когда на всей планете Пройдет вражда племен, Исчезнет ложь и грусть, Я буду воспевать Всем существом в поэте Шестую часть земли С названьем кратким «Русь». 

А когда не станет вождя Революции и создателя первого в мире государства трудящихся Владимира Ильича Ленина, поэт откликнется на скорбную весть написанным в 1925 году стихотворением «Капитан земли», которое я хочу привести полностью, чтобы не утратить всех тонкостей есенинского письма:
Читая эти строки, невольно думаешь и о тех, кому по глупости, цинизму и наглости неймется умалить величие гения Ленина, столь душевно воспетого великим русским поэтом Сергеем Есениным. Пройдут годы, потуги этих чиновников забудутся, их имена забыты или покрыты позором, зато мечта лучших людей России о справедливости в стране и в мире будет жить и воплощаться в делах и народа русского, и всех народов земли, освободившихся от экономического и духовного гнета античеловечных буржуазных режимов.

Эдуард ШЕВЕЛЁВ

Советская Россия, №109, суббота, 3 октября 2020